Девушка, рассказавшая нам историю своей первой любви, в юном возрасте столкнулась с нелегкими духовными проблемами. Да, почти каждый человек в отрочестве открывает для себя мир неведомых ранее чувств, но в данном случае эта влюбленность совпала у девочки-подростка с началом воцерковления.
Нередко ново начального христианина на этом этапе бросает в крайности, ему не хватает мудрости и смирения. Тем более бывает сложно, когда на состояние его души влияют и естественные особенности роста.
Но ведь порой именно в подростковом возрасте люди начинают воцерковляться, и перед ними тут же встают эти проблемы.
Как юному человеку сориентироваться? Как повести себя так, чтобы не претерпеть духовного урона, не впасть ни в страсть, ни в «прелесть»?
Возможно, опыт Анны и комментарий к нему священника помогут кому-то из наших читателей разобраться в себе.
Мне было 12 – 13 лет, когда я начала ходить в храм и воскресную школу. В нашем храме мне понравился мальчик, мой ровесник. Он был алтарником. При этом вся романтика заключалась в том, что мы не были знакомы, и ни одного слова между нами не было сказано за все два года этой любви. Конечно, повлияло еще то, что парень встретился мне не где-нибудь в школе, а вот именно в церкви. Здесь было что-то такое таинственное: сама атмосфера храма, ладан, пение хора, его облачение (подрясник), сияние свечей...
Этот мальчик тоже был явно ко мне неравнодушен, потому что во время службы я часто ловила на себе его взгляд. Я стояла напротив алтаря, и на службе он часто выходил, чтобы пройти мимо меня, а при входе в алтарь обязательно оборачивался и долго еще закрывал дверь. Он так смотрел на меня... Это был совершенно неповторимый, именно влюбленный взгляд. Конечно, в храм я ходила не только из-за него. Хотя одно время это было просто как сумасшествие какое-то, то есть я перед тем, как идти в храм, долго вертелась перед зеркалом. А когда приходила на службу, по сто раз проверяла, как я выгляжу. Моей маме, которая тоже начала воцерковляться, очень не нравилось мое поведение, и она говорила: «Ты хотя бы помни, что находишься в храме».
Многие не понимали, что это действительно очень сильное увлечение, похожее даже на любовь. Ведь девчонкам моего возраста свойственно «тусоваться» с парнями. Я не была обделена общением с мальчиками в школе, но мне никто из них не нравился. И меня ужасно мучило то, что мы не знакомы. Я знала, что он, когда вырастет, станет священником, и воспринимала себя как будущую матушку, его жену, и мне было интересно, как же он со мной, наконец, заговорит...
Каждый поход в храм был сильным всплеском эмоций. Когда ты о человеке практически ничего не знаешь, но он тебе очень нравится, то пытаешься угадывать его настроение, какие-то черты его характера по мелочам внешности и поведения, по выражению лица. Ты смотришь, как он проходит мимо, как он кому-то что-то сказал. Ты собираешь знания о нем буквально по крупицам. Когда он не приходил в храм, я просто не находила себе места. Ждала, волновалась: придет, не придет. И как радовалась, когда он все же приходил и отвечал мне глазами... Это были разлуки на лето, встречи после лета, когда я видела, что он меня тоже не забыл. Это была и ревность: когда я видела его с какой-нибудь девочкой, то страшно переживала.
Однажды в храме меня поразила проповедь нашего батюшки о званых и избранных. Я почувствовала, что со мной происходит что-то не то. Когда я прихожу в храм, то это должна быть молитва, а не «переглядки». У меня моментально открылись глаза на все это. Помню, я плакала из-за этого перелома, что надо что-то менять. И однажды, оказавшись в другом храме, я попросила тамошнего батюшку меня исповедовать, почувствовав к нему расположение. Мне тогда показалось, что когда я исповедовала свои мысли, свои пламенные чувства, он меня не так понял. Он, видно, решил, что я очень разбитная мальчишница, которая может не сегодня-завтра наделать глупостей, начать интимную жизнь. И это надо срочно пресечь. Его слова «береги свои очи» так сильно на меня подействовали, что я решила отказаться от любви, которая заполняла всю мою тогдашнюю жизнь. Помню, причащаясь после этой исповеди (никогда не забуду это причастие!), я чувствовала реальное соединение с Христом – наверное, потому что это пресечение своей воли было ради Него. И потом, несмотря на все страдания и перекосы, со мной оставалось это ощущение.
Я стала ходить только к этому батюшке. Сейчас я поражаюсь, как я тогда смогла найти в себе силы поставить на своей любви крест. Я не могу передать, какие это были муки – не видеть его. Это был невероятно тяжелый период, при том что я сознательно запретила себе ходить в свой прежний храм. Я несколько раз в неделю слышала оттуда колокольный звон, это же совсем рядом с моим домом – и впадала в истерику.
Помню, один раз, на Родительскую субботу, я решила пойти в свой храм. Но была уверена, что его не будет. Стою я на службе, и вдруг проходит мимо он. Что со мной началось! Я сразу кинулась в другой придел. Как я рыдала! Было полно народу, все на меня так смотрели... Всколыхнулось все, что горело во мне в течение двух лет. Когда ты резко это в себе пресекаешь, а потом это вдруг возвращается ... Когда он меня увидел – я стояла в проходе с заплаканными глазами и в упор на него не смотрела, хотя раньше всегда это делала, – то не мог понять, в чем дело. Я куда-то пропала на несколько месяцев, и вот теперь... Он часто проходил мимо меня, постоянно искал моего взгляда, но я с холодным выражением лица уставилась в иконы.
И он ведь, наверное, тоже судил обо мне по мельчайшим деталям. Помню, я стояла вместе со знакомой женщиной, а он рядом что-то долго-долго искал в сумке. Эти его знаки внимания были всегда такими по-детски милыми... Он не видел себя со стороны, как у него все на лице написано, когда он на меня смотрит. И тут я решила громко сказать этой женщине, чтобы он слышал: «Вы знаете, я в наш храм больше ходить не буду». Он замер, вскинул на меня глаза, а руки по инерции все продолжали искать что-то в сумке. Для него это тоже был шок. Помню, я ринулась к тому второму батюшке со словами, что я не могу так, мне тяжело. На что он мне снова сказал: «Береги свои очи». И я ушла от батюшки успокоенная: значит, так надо.
[Фото священника Сергия Новожилова] Конечно, все это не минуло бесследно. Я стала очень много читать духовную литературу – и только ее, все воспринимая буквально. А в этих книгах были в основном рекомендации для монахов или духовно зрелых людей. Мне же было всего 14 лет. У меня оставалось смущение по поводу слов после исповеди: «Иди и не греши больше». И я стала бояться, что в голову мне может закрасться какая-то лишняя мысль. Конечно, тут сильно повлияло то, что я была временно предоставлена сама себе – сдавала в школе экзамены экстерном – и могла все свое время уделять духовному чтению и молитве, причем я старалась молиться эмоционально, не механически или спокойно, а чтобы что-то ощущать. Но стоило мне немного отвлечься, пообщаться с кем-нибудь, и я со страхом ощущала вину – ведь в эти секунды я не думала о Боге, не молилась! Я боялась смотреть телевизор, а выходя на улицу, тоже постоянно молилась, в метро снова читала Святых Отцов. Я не осознавала, что обычная мирская жизнь сама по себе не грех, что я не монахиня. Позже я поняла, что тогда делала неправильно: я старалась искусственно в себе взращивать постоянное ощущение присутствия Божьего, благодати.
В конце концов я сломалась, перемолилась. Все пошло под откос. Я ехала домой из храма и поняла, что даже физически больше нет сил молиться. И потом два дня подряд я сидела, тупо уткнувшись в телевизор, но при этом чувствовала не освобождение, а все тот же страх и муки адские, что я страшно грешу. Это был именно слом, нервное истощение, я не могла с собой ничего поделать. Но в храм я ходить не перестала. Я вообще всего пару раз за свою жизнь, начиная с 12-ти лет, пропускала службу по нежеланию. Даже если я на неделе как-то отхожу от веры, сомневаюсь, то интуитивно все равно чувствую, что поход в храм мне очень много даст. Я все равно иду, не могу не идти. И обязательно возвращаюсь домой умиротворенная.
Сейчас я понимаю, что надо, конечно, было посоветоваться обо всем этом с батюшкой. Однажды у нас дома гостил один священник, и я с ним поделилась своими мыслями насчет мальчиков, что на них вообще нельзя смотреть, не то что увлекаться. Он засмеялся и сказал: «Да ты что? Влюбляйся сколько угодно!» для меня это было такое облегчение! Ведь это не кто-нибудь сказал, а батюшка!
А история с алтарником закончилась так. После слов батюшки я смогла спокойнее ходить в свой храм. И уже не для того, чтобы все вернуть. С ним иногда бывали «переглядки», но, конечно, уже не так, как раньше. Я редко на него смотрела, а стояла и молилась, хотя иногда все же не могла себе отказать... Постепенно моя симпатия к нему сходила на нет, он со временем изменился, стал уже не таким, как прежде. Конечно, оставались эти романтические воспоминания о платонической любви. Мне удалось потушить этот огонь, но все равно на много лет остались все ассоциации: песнопения, запах ладана, моменты службы, когда алтарники выходят со свечами... и ты уже интуитивно, по инерции ищешь его среди них. К тому же я видела, что все еще нравлюсь ему. Мне это было очень приятно, и я ему даже немного сочувствовала. А вот когда мы совсем перестали переглядываться, это было абсолютно обоюдно. И мне к тому времени начали нравиться другие ребята. Но ту историю я вспоминаю до сих пор.
Анна